“Петербургские новеллы” Глава 13
by Olga on Jan.18, 2010, under "Петербургские новеллы"
Утром Сергея везли на операцию. Сестричка толкала перед собой кровать, колесики тихо шуршали по гладкому серому линолеуму, мимо картин – подарков местных художников больнице, развешанных на на гладких серых стенах.
Он повернул голову к окну – за стеклом, как в аквариуме, на фоне синего яркого южного неба медленно летела большая белая птица.
“Чайка?” – как сквозь туман, подумал он.
Потом словно что-то вспыхнуло в мозгу: “Откуда тут чайка?!”
Он приподнялся на локте.
Сестричка остановилась:” Вы в порядке?”- озабоченно спросила она. – Что-то не так?”
Нет так было все.
Сама вот эта птица, появившаяся в ранний утренний час…именно сейчас вот.
Вчерашнее письмо, которое передали друзья. О птице.
И снова огнем обожгли слова из ее письма: “Да спасет Вас Любовь моя!”…
Понимая, что это уже бред, чепуха, мистика…он сказал птице за окном, небу, Ей: “Я выдержу! Обещаю! И вернусь…”
Операция длилась 9 часов.
Измученные врачи качали головами: снова – остановка сердца!
Вдруг пациент открыл глаза, рот его искривился…какие-то слова вырвались…хриплые, непонятные…И он, подняв обмотанную проводами руку, крепко стукнул себя в грудную клетку! У всех, кто был в этот момент рядом, замерло дыхание. Такого еще никогда никто не видел…
А он сказал, тиxо, но отчетливо: “Все будет Ок!”
Глаза пациента закрылись…
А приборы показывали: сердце работает нормально!
Ошеломленные врачи закончили операцию.
Пациента отвезли в реанимацию. Он спал, сердце работало ровно.
Уже через несколько дней к неoбычному пациенту зашел профессор.
Сам бунтарь, любитель неожиданных ситуаций и романтических совпадений, он заинтересовался иностранцем, который так хотел жить, что запустил себе сердце во время операции.
История звучала неправдоподобно.
Когда профессор со своей свитой вошел в небольшую палату, мужчина лежал с открытыми глазами, навзничь. Синеватая бледность покрывал его загорелые щеки.
“Как вы себя чувствуете?” – спросил профессор.
Пациент шевельнул пересохшими губами, но не смог издать ни звука.
Тогда он медленно поднял руку и показал всем известный международный жест с поднятым средним пальцем.
Профессор поднял брови: “Это вы мне показываете?”
Сестра смочила губы лежащего мужчины.
И тот неожиданно сказал:” A Tonga Da Mironga Do Kabulete!”
Профессор хохотал так, что из коридора стали заглядывать люди.
– Вы знаете португальский?
– Немного. Но показал я это не вам, а смерти. И на этот раз – я ее победил. В который уже раз.
– Я бы хотел описать ваш случай в журнале. Это совершенно уникальная операция, и ваше поведение во время операции тоже выходит за рамки обычного. Вы позволите назвать ваше имя и фамилию там?
– Нет, профессор. Лучше не нужно этого делать. Мне популярность пока не нужна.
Но популярность, во всяком случае, в пpеделах больницы, он завоевал.
Уже через неделю он рисовал неизвестно откуда добытым карандашом портреты медсестер. Те смеялись, цокали языком, и баловали его, кaк могли.
Когда через пару недель Сергей попросил теннисный мячик, его тотчас доставили.
И он постоянно перекидывал мячик из одной кисти в другую, сжимал-разжимал кисти, разрабатывал непослушную руку.
Потом начал подниматься, медленно, худое тело не слушалось, ноги подгибались.
Но он упрямо вставал каждый день и делал несколько шагов…дальше – больше.
Однажды он смог добраться до кухни и тихонько унес с собой пластиковый бидончик, немного напоминавший те, с которыми в прошлой, казавшейся уже сном жизни, он мальчишкой бегал по жарким улицам южного городка за квасом. В палате он наполнил бидончик водой, озабоченно прикинул: литра на 3 потянет. Подойдет. И спрятал под изголовьем кровати.
Теперь утром, днем, вечером он поднимал его, используя вместо гири. Превозмогая боль, слабость. Проклятая рука никак не хотела повиноваться…И все же он с маниакальным упорством продолжал.
Пот градом катился по его лицу и стоило большого труда убедить сестричку, неожиданно заглянувшую в палату, не говорить ни слова врачам. И не отбирать игрушку.
День за днем он истязал себя упражнениями, им самим придуманными, и несмотря на слабость, чувствовал, что тело начинает ему повиноваться.
И – мысленно писал письма. Много писем. Сколько в жизни не писал ни одной женщине.
И вообще – никому. А сейчас ему так хотелось все рассказать ей. Каждую мысль.
”Душа моя!
Ну вот я и выбрался снова оттуда. И Вы мне помогли.
Это Вы послали ту белую птицу к окну, когда я уже думал, что вот это небо, и стены – последнее, возможно, что я вижу в жизни?
Это Вы меня разбудили в операционной, и я вспомнил, как учили в Афгане, и заставил сердце снова забиться. Это Вы, как и обещали, сидели рядом со мной после операции…прогоняя серые тени тоски из темных углов, прогоняя кошмары, принося солнце…
Солнышко… Кaк чудесно, когда у тебя есть собственное Сoлнышко! И оно никогда не зайдет…И Вы – никогда не уйдете…
Я пишу и пишу Вам письма, мысленно…и не могу остановиться!
И не хочу!
Я знаю, что когда вернусь, меня снова будет ждать переполненный ящик с Вашими письмами. Я Знаю.
Я ведь все знаю, я же говорил Вам, что я немного колдун…
А сейчас надо работать, разрабатывать руку. Не слушается, проклятущая.
А мне надо писать. Работать.
Так много хочется сказать, так много Есть что сказать людям, себе, Вам…
Солнышко…Спасибо. Спасибо, что Вы есть!”
И назавтра ему передали письмо. Не письмо – сказку.
«Вот», – сказал друг, – «Тебе просили передать. Сказали, что остальное ты знаешь».
Он развернул листок, отпечатанный на принтере – “Сказка о Трубадуре и Солнышке”.
Пробежав листок глазами, он широко улыбнулся. Он понял!
В каждой строчке было: “Не отпущу! Люблю! Жду!”
Схватив карандаш, левой рукой он сделал набросок: Трубадур стоит под Деревом, на котором сидит птица в гнезде, а над ним, через разорванную лучами паутину, сияет Солнышко!
– Передай пожалуйста. Это иллюстрация к сказке.
– Как передать? Кому?
– Ей передай, отсканируй и пошли. И скажи…скажи, что она все знает.
И у меня в окне целый день солнышко. Так и передай, не перепутай, ладно?
« Хорошо»,- недоуменно отозвался друг. По-португальски это все звучало странно, но кто их знает, русских, может, у них так принято.
