Она ехала домой, в окне поезда мелькали немецкие проселки, бельгийские деревни. Разноязычные пассажиры входили и выходили, иногда к ней кто-то обращался, она отвечала и даже улыбалась…
Что будет, когда она приедет, ведь она бросила работу, студентов, экзамены, очертя голову полетев к нему навстречу…
Нет…это все сейчас совсем не занимало ее…
Это все казалось тенями на фоне того чудесного, сияющего света в ее душе, которое не смогла погасить даже горечь прощального поцелуя…
Зазвонил мобильный телефон: Он!
«Да…», -прерывающимся голосом отозвалась она, – «ДА!»
– Солнышко, это я….
Простите меня. Я не смог сказать вам…Я потому и прилетел на пару дней всего…
Короче, мне завтра в больницу.
Я написал вам письмо еще перед отъездом, на всякий случай, мало ли…
Вы потом его прочтете.
Вот, я уже прилетел, и только хочу сказать…
Да, вы знаете, Что я хочу сказать. Вы ВСЕ знаете, Солнышко!
Я только обещаю, что буду бороться, драться за жизнь, слышите?!
Через все расстояния я кричу вам :ЛЮБЛЮ! И не могу сказать иного!
«Душа моя», – сквозь слезы ахнула она, – «Душа моя! Да как же вы могли – так рисковать! Ведь вам же нельзя, а вы еще и самолетом…
Господи, сумасшедший, сумасбродный мой мальчишка….Любимый мой!»
– Все, душе моя, мне пора! И помните: ни о чем не жалею, и не буду жалеть…Потому что ЛЮБЛЮ вас, Солнышко!
–Да, да…хорошо, и все равно – помните, я жду вас всегда! Не отпущу, слышите?! Не отдам! И да спасет вас Любовь моя!
«До свидания, Солнышко!»….и короткие гудки отбоя…
———————–
Вернувшись, она прочла его прощальное письмо. Он послал его еще перед вылетом к ней.
“…Вот как вот написать? А? Не знаю, не знаю… В обшем, дело безотлагательное. Меня хотели еще раньше отвезти, но мне надо было кое-что уладить и поехать к вам.
Завтра в 10 утра карета увезет меня опять, на этот раз не знаю насколько. Ну, мне теперь не привыкать – я ТАМ уже был, погощу еше немного. Надеюсь, что надолго ТАМ не задержусь. Риск большой, но риск того, что все кончитса насовсем, еще больше. Не хочется думать про это. Посемy, я напоследок ЗАПОЛЗ В БАР, ВЫПИЛ КЕНИЙСКОГО КОФЕ И ВЫКУРИЛ ЗДОРОВЕННУЮ ГАВАНУ. Черт его знает, как оно все кончится, посему я и… терять – то уж нечего! Помру – так хоть будет, что в аду вспомнить. Выживу – так будет что вспомнить опять.
Ладно, оглядываясь назад, могу сказать одно – жизнь удалась. какая б она ни была – она была. С ошибками, бедами и радостями. И вот, в самый ее критический момент я встретил Вас… Кстати, трубадуры всегда говорят своей Даме “Вы” . И это останется навеки для настояшего трубадура. “Вы”. Этим все сказано.
Так, что-то я начал малевать, похожее на завещание. Не годится. Не фиг. А ну радоваться! Всем радоваться! Тому, что еше живой, тому, что могу писать тому что… Всему, всему надо радоватьса, Cолнышко, пока есть она – одна-единственная жизнь!
Я не прощаюсь, я ненавижу слово “Прощайте”. Прощаются с покойником, которым я не собираюсь становиться уже в который раз… НЕ ДАМСЯ!
До свидания, Солнышко. Я уже знаю дату и время операции, и что мне будут делать. Но не скажу. Не хочу Вас волновать. Вам лучше об этом не знать, Cолнышко…
Об исходе этого мероприятия Вас осведомят. В ЛЮБОМ случае. А всем большой привет от меня и апостола Петра (или Люцифера) ))
Целую нежно. Я до полуночи еще в сети. Потом нет – надобно отдохнуть. А потом – а пес с ним, “потом” еще должен наступить…
Ваш C.K.
Я вернусь…”
-…Не думать о вас – невозможно, и я жду, вот так – жду вас каждую минуту.
Моя жизнь, как это ни банально сказано, полна ожиданием.
Ожиданием Вас, ожиданием вестей о вас…
Сережа…мое наваждение, мой сон, моя мечта…
Бесконечно, всей жизнью моей я люблю Вас…
Душа рвется оттого, что вы не рядом, оттoго, что вы – в опасности, и я ничего не могу сделать сейчас, кроме одного – сердцем, душой, всей моей жизнью держать вас…
И поверьте, эта нить крепче парусного каната…
Жизнь моя…
Прекрасный мой, друг мой, моя душа…
Вот пишу все это – словно душою зову Вас…
И прошу об одном – Будьте!
Только – будьте!
Как угодно, где угодно – но вы должны быть, вы слышите?!
Нежно целую Ваши ресницы, Сергей…любимый мой.
Да спасет Вас Любовь моя!
Я.
