Ольга не могла привыкнуть к ежемесячным походам на почту за пенсией, очереди стариков к окошку, их любопытным взглядам и расспросам – простодушным, доброжелательным, и все же – трудно было говорить о своей болезни. И выслушивать сочувственные слова.
Надо было искать работу, но какую?
В НИИ, где она работала прежде, вернуться было невозможно: правая рука все еще не слушалась, писать и работать с компьютером она не могла. Да и врачи запрещали категорически.
Ольга в свое время закончила еще и педагогический Вуз, но она никогда не работала учителем, и совсем не была уверена, что это у нее получится.
В районном отделе образования ей сказали: надо идти на курсы усовершенствования в Педагогический институт, курсы полугодичные, это будет подтверждением квалификации.
« Да и язык освежите», – весело сказала молодая женщина, разглядывая ее документы, – «У Вас же английский, так?»
Все так, но полгода учебы, когда и писать пока еще трудно… Но жаловаться Ольга не привыкла: « Да, спасибо, давайте направление».
«Ваше место работы?» – спросила женщина, заполняя анкету. Ольга молча протянула справку об инвалидности.
Женщина в замешательстве подняла глаза: « А как же Вы? Сможете?» «Смогу. Мне это очень необходимо», – горько усмехнулась Ольга.
Выйдя из учреждения, она думала: « Вот, снова ввязалась в авантюру. Смогу-то смогу, но как…Что из всего этого выйдет…?»
Потом пришло уже знакомое упрямство: выдержу. В который раз – все выдержу. И она заставляла себя ходить еще и еще, и училась писать непослушной рукой, стараясь ровно выводить буквы.
Впоследствии ей стали часто говорить, что у нее красивый почерк. И она улыбалась, вспоминая, почему именно он стал красивым…
А потом…Наверное, главное в жизни – начать что-то делать.И это становится той точкой опоры, от которой можно уже жить и бороться.
Потом были курсы усовершествования в педагогическом институте, и работа преподавателем английского и эстетики – странное сочетание, навязанное завучем новому работнику, в третьеразрядном ПТУ недалеко от дома – это было главным достоинством новой работы.
Где на уроках ее 17-18 мальчишки пили дешевое красное вино из-под парты и курили. И, не стесняясь, разговаривали о чем-то своем, совершенно не обращая на нее внимания. Впрочем, она заходила в соседние классы к коллегам, – там было то же самое. Учительница литературы рассказывала что-то, не слыша себя саму. И писала мелом на доске: “Стилаш…”
Ольга не выдержала, спросила: « А что это значит, о чем Вы говорите?»
Оказалось, слово означало: “Стеллаж”. Видимо, у Ольги было такое изумленное лицо, что коллега посмотрела внимательно на доску, и сказала: « Да, они меня своими криками сбивают, конечно, я забыла еще одно «Л»…»
Это и были ее первые дни на новом поприще…
Ко многому надо было еще привыкнуть…
Даже к вечеринке ко Дню учителя, где на столах, наспех накрытых в учительской, стояли двухлитровые бутылки с Кока-колой. Но, когда она налила себе коричневой и, почему-то, не пенящейся жидкости, и пригубила, то задохнувшись, резко поставила стакан на стол: это был самогон, подкрашенный кофе…Его пили из этих вот двухлитровых бутылей, наливая в чайные стаканы…
И ее новые коллеги засмеялись, глядя на ее потрясенное лицо.
Слава Богу, удалось сбежать от развеселившихся сотрудников, отговорившись плохим самочувствием: наконец-то, ее болезнь помогала ей в трудной ситуации…
Она шла домой по мосту через Неву – и ей хотелось плакать:все было не то, не так…
Это была совсем другая жизнь, другие люди, и ей было так трудно в ней…в этой другой жизни…Так одиноко!
Ребята по-прежнему не слушали ее, и то, что они не слушали и других учителей, было слабым утешением. А что делать – она не знала…
И вот, однажды, наверное, от отчаяния, она начала им рассказывать о Сократе и Платоне, о Диогене. О школах философов, об их теориях. О вещах, совершенно не имеющих отношения к ее предмету.
Как они слушали! Казалось, какое дело было этим мальчишкам из неблагополучных семей, даже и детских книг-то толком не читавших, до древних философов и их теорий, их школ…
Однако, уже через несколько дней, стихийные споры удалось организовать в диспуты на уроках, и, обмотавшись принесенными из дому простынями, остро пахнущие лавровым листом от самостоятельно изготовленных венков на головах, эти самые мальчишки смело перекраивали старые философские истины на современный лад, с пеной у рта спорили, важны ли жизненные блага или разумнее быть аскетом. И что же такое аскет в современном мире.
И все.
Плотина была прорвана, Ольге приносили свои стихи, делились тайнами, советовались.
Ее тронуло до слез, когда после спора о современной музыке, они принесли ей послушать какой-то альбом с не очень цензурными песнями, но после первой же песни выключили магнитофон и сказали: «Нет, Вам это слушать не надо, это нехорошо.»
Они – ОНИ! – оберегали ее от грязи, которую часто видели у себя дома…
Они отвечали ей на доверие и уважение.
И Ольга чувствовала, что никогда еще она не получала такой полной отдачи и радости от своей работы.
Она давала им какие-то немыслимые тесты, делала опросники и анкеты – все, что заставляло этих ребят думать самим, без подсказок. И с удивлением и радостью видела, как открывались светлые и умные глаза ребят из-под модных или «блатных» челок…
Жизнь продолжалась, и Отдавать – оказалось гораздо более благодарным делом, нежели зарабатывать очередные деньги в бизнесе, не успевая разглядеть и заметить людей, да и саму Жизнь, кипящую вокруг.
