Author: Olga

Светлому человеку и другу – Sonnchen (Елене) посвящаю этот рассказ.

Все это было так давно, что сейчас уже кажется далекой и неправдоподобной историей – как сон.
Я тогда работала директором крохотной компании, начинающим, конечно, как и все в то смутное и странное время, сейчас называемое Перестройкой.
Странное слово, кстати – Перестройка. То есть, изменение того, что построено или строилось, так? Изменяли тогда все – взгляды, деньги, людей, судьбы, страны…безвозвратно. А любое изменение есть боль и страх – теряешь уже сейчас, а вот приобретаешь – в будущем. И – на самом ли деле приобретаешь, а не уходит ли что-то важное безвозвратно…

Но тогда мы все были молоды, сильны и без страха смотрели на генеральный ремонт своей страны. И жизни.

Тихая улица, затерянная среди широких питерских проспектов, заросла большими тополями. Пух лежал всюду, садился на волосы, влетал в раскрытые окна офисов, которые приютил один из доживающих свои дни исследовательских институтов.
Ольга сидела на краю стола – рядом с директорским, и, смеясь, говорила о делах отчаянно краснеющему молодому директору – одновременно хозяину фирмы.
Он отводил глаза, соглашался на все, о чем его просили – или приказывали?
Сотрудники его забегали с внезапно возникшими срочными делами: как всегда, когда Она приходила к начальнику – посмотреть и посмеяться тихонько…ну и, конечно же, полюбоваться ножками гостьи, в туфельках на высоченном каблучке.

Она звонко прощалась с ним у открытой в приемную двери: « Всего доброго, Володечка Николаевич!» Только она осмеливалась так его называть, от чего Владимир – плотный, немного неуклюжий в своем парадном костюме с галстуком, слишком тесно затянутом на его широкой шее, совсем терялся, краснел, и со смешанным чувством сожаления и облегчения закрывал за нею двери.
А потом долго глядел ей вслед через оконное стекло, стягивая проклятый галстук, которые он никогда не умел носить. Надевал, когда приходила Она…

Они были партнерами по нескольким сделкам, и эта легкомысленная дамочка, как ни странно, имела железную хватку и дотошность опытного предпринимателя.
А потом … потом дела затянули его и ее, все реже они перезванивались и о ней уже забыли даже дотошные дамы в его офисе.
——————-
Прошло 15 лет…
День был трудный, суматошный: начиналась сессия в институте, и Ольга пришла домой совсем обессиленной. Поток студентов, желающих сдать «хвосты», занятия с «вечерниками», заседания кафедры… Некогда было даже толком пообедать, только чашку кофе с бутербродом удалось перехватить за весь день.
Сбросила туфли в прихожей, включила чайник, поставила разогреваться поздний ужин/обед. Зазвонил телефон. Она неохотно подошла: «Слушаю».
«Это Ольга?» – прозвучал незнакомый мужской голос.
«Да, я слушаю Вас», – с недоумением ответила она.
Голос в трубке замолк…слышалось только чье-то тяжелое дыхание.
«Я слушаю», – нетерпеливо напомнила о себе Ольга. На кухне кипел-разрывался чайник, пахло разогретым мясом – ужин был готов.
«Ну же, говорите!» – нетерпеливо воскликнула она.
Мужчина в трубке прокашлялся старательно. Наконец он сказал: «Я не знаю, как Вам объяснить…Я Владимир. Вы меня помните?»
Она стояла, перебирая в памяти всех знакомых… Может, студент…Или нет, конечно, кто-то из знакомых преподавателей…
«Знаете, я сейчас на минуту отойду, выключу чайник, и тогда поговорим, хорошо?»- попросила она, выигрывая время…Да кто же это, неудобно как-то даже…
Вернувшись, она снова взяла трубку: «Вы еще здесь?»
« Да, конечно. Ну, вспомнили? Ну же…Вы приходили к нам в офис, мы занимались строительством. 15 лет назад, забыли?!» – голос звучал взволнованно и горячо.
Она постояла, вспоминая…15 лет! И он хочет, чтоб она помнила всех, кого встречала за эти годы…Хотя…
«Подождите…Володечка…кажется..Иванович!» – уже радуясь, оттого, что вспомнила, воскликнула она.
«Николаевич, но это неважно!» – так же радостно, даже ликующе, отозвался мужской голос, – «Ну, слава Богу, не забыли!»
– Но как же Вы меня нашли, через столько лет! Неужели помните?!
«Да я Вас никогда не забывал! Я уезжал, несколько лет работал не в России, потом вернулся – Вас уже не было, фирмы Вашей тоже. Сказали, она закрылась, аренда прекращена. Я искал Вас несколько лет, не верил уже, что найду. В адресном справок не дают без точных данных, а я – ни отчества, ни года рождения…Случайно отыскал Вашего бывшего сотрудника, он мне помог, и я сел обзванивать всех, кого мне дали по списку в адресном бюро. И вот…шестой звонок – счастливый…!» – все тем же ликующим голосом рассказывал он, захлебываясь от непонятной ей радости: она едва помнила этого человека.

« Да, удивительная история», – вежливо сказала она, чувствуя, как ей хочется просто закончить этот странный разговор, сесть за стол, поесть, выпить чаю и спать – завтра в 8 утра на работу, надо принять зачет у 2-х групп…а тут старый знакомый, сейчас будем полночи вспоминать, кто, где и как…Нет, это хорошо и интересно, но не в 11 вечера после трудного дня.
Мужчина в трубке, видимо, почувствовал что-то: « Я звонил раньше, но никто не подходил к телефону, извините, что я так поздно. Вы только что пришли?»
«Да, я же преподаю в институте, сейчас время зачетов, так что прихожу поздно, – отозвалась Ольга.
– Вы живете одна, как прежде?
«Да, все по-старому», – сдержанно ответила она, но мужчина радостно сказал: « Да, я понимаю, Вы устали, конечно. Вы поздно ложитесь обычно? А знаете, давайте, пойдем с Вами куда-то поужинаем? » – предложил он неожиданно.

Сам разговор был странным, за окном было совсем светло – питерской белой ночью, так что, вопрос прозвучал так же необычно.
– Я сейчас устала очень, да и поздновато из дому выбираться в такой час, мне кажется. Давайте, как-то в другой раз, хорошо?
– Знаете, давайте Вы сейчас вот посидите, отдохнете, а потом мы просто в кафе неподалеку пойдем с Вами выпить кофе, хотите? Я тут, недалеко от Вас, на Петроградской.
Ольга немного растерялась – в ее планы совсем не входило куда-то идти на ночь глядя, да еще с человеком, которого она очень смутно помнила: виделись лишь широкие плечи, мешковато сидящий коричневый костюм и пунцовый румянец на щеках, как у школьника.

-Пожалуйста! – попросил он. «Я так долго Вас искал, что ждать до завтра, пока мы увидимся, просто не смогу. Тем более, мне надо Вам что-то сказать – серьезное.»

– Ну хорошо, – удивляясь сама себе, проговорила Ольга. « Давайте, через 15 минут я выйду к мостику у «Кронверка», знаете?»
– Да, да, конечно, буду Вас там ждать! – радостно отозвался мужчина и положил трубку.

Ольга рассеянно налила себе чашку чаю и сделала бутерброд. Куда, зачем она пойдет, на ночь глядя, когда хочется уже только в душ и спать!
И все же…все так же, удивляясь себе самой и смеясь, она накинула легкий плащ и вышла на улицу.
Было светло – не, как днем, а что-то, вроде легкого тумана, марева висело в воздухе. И ночь – не ночь, и день – не день, а, скорее, рассвет у озера в лесу…

Она вышла к Неве. По одну сторону от моста был еще виден красный закат, но с другой – уже поднялась бледная, словно под водой сидевшая, луна.
У мостика стоял мужчина с охапкой цветов в руках, который бросился к ней навстречу, как только увидел. «Слава Богу, я волновался, что Вы раздумаете», – по-мальчишески взволнованно сказал он, протягивая ей сирень. Это не был букет, а на самом деле, охапка, которая едва поместилась у нее в руках.
Он стоял перед ней – и тот же запомнившийся румянец пылал на его щеках…
Сорокалетний мужчина краснел, как школьник, и черные глаза его сияли: «Вы совсем не изменились, я узнал бы Вас в любой толпе!»

Ольга была растеряна. Да, она вспомнила его, и то, как она дурачилась тогда, посмеиваясь над ним, потому что чувствовала по-женски, что она ему нравится.
Но столько лет…
От густого запаха сирени, от чудовищного по размерам букета в руках, от его искреннего, нескрываемого восторга у нее закружилась голова…
«Погодите, но мы не можем пойти в кафе с таким вот букетом, я же его просто не донесу!» – взмолилась она.
«Ничего, я понесу, давайте, Вам тяжело. Я просто помнил, как Ваша рука всегда пахла сиренью – и решил, что Вам захочется именно этих цветов…Я ведь все эти годы любил Вас – и помнил!» – он вдруг резко замолчал.

Слова были сказаны…
Ольга стояла, растерянно глядя на него: Господи, да что же ему ответить…
«Простите, я не хотел это говорить, само вырвалось, забудем, хорошо? Я не хотел Вас тревожить…» – он, ОН успокаивал ее, сочувствуя и жалея…
И Ольга улыбнулась. Как-то тепло, уютно и радостно было с ним рядом – с человеком, которого она просто забыла…

Они зашли в открытое кафе неподалеку, присели за столик. Цветы заняли два соседних стула. Он засмеялся: «По крайней мере, никто к нам не подсядет больше».
Помешивая ложечкой в чашке, Ольга смотрела на него, улыбаясь, слушала его рассказ о том, как он вернулся домой и где сейчас работает, как искал ее и кто-то из общих знакомых вспомнил ее и помог найти. Глаза его сияли от переполнявшего восторга, он забывал о своей застенчивости, и только, касаясь случайно ее руки, вдруг вспоминал, о том, что говорил…

Как-то незаметно разговорившись, они просидели за столиком, пока официантка не предложила принести еще кофе.
«Нет, спасибо, достаточно на сегодня», – поднимаясь, сказала Ольга.
Он подхватил цветы и вышел следом.
Белая ночь стояла – иначе не скажешь, именно стояла – во всей своей красе…
И они, не сговариваясь, побрели по аллее, усаженной высоким кустарником. В конце виднелась река, пахло зеленью, водорослями, морем и сиренью…
В зарослях утонула скамейка, на которую оба присели. И молчали – говорить не хотелось. Только бы вот так сидеть, смотреть на близкую воду, на Исакиевский собор за рекой, утонувший в туманной дымке по самый купол, на зелень кустов…
И поцелуй случился сам собой…
Просто – от полноты души, от счастья вот этой дымной белой ночи, запаха сирени, весны…

Так начался «дамский роман», которым так подвержена жизнь женщин российского «бальзаковского возраста»…
Он признался потом, что искал ее, когда почувствовал, что жизнь его зашла в тупик.
Что не радуют ни семья, ни только что купленная квартира… И она, Ольга, вспоминалась ему, как мираж, за которым он тогда побоялся пойти, и потому все случилось в его жизни не так…
А может, и не потому, но тогда ему это казалось, и оттого он так отчаянно искал ее годами, словно бежал навстречу Несбывшемуся в жизни….

А когда нашел – все боялся потерять, и каждый раз, звоня в ее дверь, как школьник, робел: а вдруг, вот она сейчас откроет и скажет, что он ей не нужен…
Да кто он такой, чтоб быть рядом с ней – такой…необыкновенной.

Ольгу трогало все это до глубины сердца: его, почти молитвенное, отношение к ней, мальчишеская нежность и робость, безоглядность, с которой он бросился к ней навстречу…
Благодарность, тихую нежность, покой душевный она нашла рядом с ним…
Но – не Любовь…
И он чувствовал это. Поэтому, каждое свидание было – как последнее..

Так и случилось.
Сначала исчез он – по делам, на время.
Потом – она, увлеченная завязавшимся флиртом с коллегой с соседнего факультета: интересным, с тонким одухотворенным лицом и хорошо поставленным голосом профессионального преподавателя, остроумным и самоуверенным человеком.
За два года эти отношения вымотали ее вконец: он оказался капризным и избалованным, то нуждался в ней, ее внимании и одобрении постоянно, то мог исчезнуть и отвечать на встревоженные вопросы едва вежливо…
Он мог позвонить заполночь и до утра говорить о том, что волновало его, а она терпеливо сидела в кресле, накинув плед, и слушала, и понимающе поддакивала, вставляла привычные уже реплики. И он восторженно вздыхал: «Только ты меня понимаешь!» Со временем ей эта фраза перестала казаться такой уж привлекательной, тем более, что его попросту раздражало, когда о своих делах, сложностях и увлечениях начинала говорить она…

Часто, во время его многочасовых словоизвержений, она вспоминала того неуклюжего, как мальчишка, старого друга…
Вспоминала с теплотой и нежностью, как он бросался к ней по первому зову, что бы с ней ни случилось. Как выспрашивал с неподдельным интересом о том, что волнует ее. Как молчал о своих делах, которые, как она догадывалась, были не так уж хороши – иначе ему не пришлось бы снова уезжать надолго…
Нет, она по-прежнему не любила его…
Но часто вспоминала о родной, нечужой душе…

А потом и флирт с коллегой закончился, как и следовало ожидать, ничем, и кто-то другой уже, видимо, «восхищался и понимал его, как никто…»

В ее доме начали делать капитальный ремонт, и Ольга переехала в одну из новостроек, правда, неподалеку от прежнего жилья. И постепенно все забылось, закрылось новыми заботами и впечатлениями…
——————————-
Стояла зима, поздним вечером в метро было людно.
Ольга спускалась по эскалатору, думая о том, что слава Богу, завтра воскресенье, и не надо идти на работу.Устала за неделю ужасно: сессия.
Кто-то окликнул ее по имени, она обернулась, но на эскалаторе было много народу и она никого не разглядела.
Зато внизу, у выхода, ее схватили в охапку, затрясли, закружили…
Владимир тряс ее за плечи, прижимал к себе, отпускал и снова хватал за руки, словно боялся, что она исчезнет: «Ты змея, ты понимаешь это?! Я думал, сойду с ума! Я же тебя ищу уже полгода, вернулся, дома нет, тебя нет…Сведений в адресном бюро нет…Уже отчаялся найти! Все, больше никогда не отпущу, не исчезнешь!»

Ольга смеялась и сердилась, вырываясь из его рук, люди улыбаясь, обходили их…
И снова были вечера, когда он приходил – всегда с чем-то, что она особенно любила: семечки, зефир, белые розы… Он помнил до мелочей все ее привычки, даже самые смешные, те, которые она скрывала…
И снова – был душевный покой, тепло, рука друга рядом – та, что навсегда…

А дальше …
А дальше не было ничего.
Еще никогда и никому не удалось объяснить, почему, зачем нам, порой, нужны те, кому мы безразличны. Кто любит лишь себя и жаждет быть центром, хоть и маленькой, но вселенной…
И почему бессильна самая нежная и искренняя любовь…

Она снова исчезла – теперь уже навсегда.
Уехала, не оставив ни адреса, ни телефона.
Далеко. Совсем. Зная, что ее найти будет уже невозможно…
Никогда.
Тому человеку, которого она так и не полюбила.

Всю жизнь мы ждем Любовь…
Не просто любовь, но Любовь!
Чтоб вот так…замирала душа в ожидании Любимого, и вся музыка казалась написанной только для двоих, все стихи и песни были только для Них, и впечатления души делились без слов.

Ах, как нетерпеливо мы ждем ее прихода!
И в юности, и позже, в более зрелые годы нетерпеливым сердцем принимаем за Единственную Любовь – желание любить.
Так любить хочется – но некого!
Нет еще этого человека, единственно близкого, родного, своего.
Не пришел пока, не нашелся в огромном мире.

И оглядываешься вокруг, и становится страшно: а не пропустил ли я свою судьбу, ведь уже почти все сверстники парами, а ты один, один…и кажешься себе и нелепым, и смешным, и одиночество давит, когда видишь умиротворенные лица семейных друзей.
Грустно и завидно, и хочется, чтоб вот в такую вот славную, туманную ночь кто-то близкий был рядом.
Чтоб можно было коснуться виском плеча, поймать встречную улыбку, чтоб горячая его рука держала твою, и можно было одним взглядом, улыбкой поделиться впечатлениями души.

И вот…нетерпение сердца подводит нас.
Приводит к другому человеку, не своему, не близкому.
Но КАК хочется, чтоб все получилось!
И мы торопливо задвигаем недоразумения, непонимание, разность душ, как тряпки в плохо упакованном чемодане: лишь бы влезло и не торчало явно на виду.
И строим свое несчастье, несчастье своей жизни.

Проходит мало времени, и ты обнаруживаешь, что все эти уголки и лоскутки, торопливо упакованные в образ, созданный твоим жадным, нетерпеливым воображением, торчат, как и торчали, и все труднее на деле жить рядом с чужою душой.
Обвинять себя трудно, и мы начинаем винить в разладе душевном другого, стараемся изменить его на свой лад, и …ничего не получается!

И вот вы смирились, призвав на помощь расхожее выражение «все так живут, идеальных людей нет, надо терпеть».
И началась еще одна грустная человеческая жизнь – без будущего, без радости и света. Просто – жизнь, которая «как у всех», чтоб терпеть, потому что так надо, потому что «жизнь есть жизнь».
Какое всеобъемлющее, все объясняющее выражение….!
Чтоб примирить и соединить несоединимое…
Несчастие пылкой души, пришедшее вот такой, мистической, туманной белой ночью….